Of sinfulness

[re_miel]

Прелюдия:

Первый курс университета. Два часа ночи. Сидим мы с друзьями и водимся по “Mage: The Ascension” в комнате студенческого общежития где жил наш ДМ. Точнее, Сказитель. У моего персонажа крупные неприятности - наверное, учитывая нездоровый энтузиазм с которым наш Сказитель всегда причинял нам сюжетные повороты, не стоило было прописывать персонажу Амнезию + Демонического Учителя + Темную Судьбу. Внезапно, откуда-то снаружи раздаются громкий шум и невнятные вопли. Ринувшись к окнам комнаты, мы лицезреем внизу следующую картину. Общежитие в котором мы находились имело квадратную форму и окна комнаты выходили во внутренний двор, представлявший из себя огромный расчетвертованный дорожками газон. И вот на один из квадрантов выбегает со всей дури высокий молодой человек в строгом вечернем костюме и прямо с разбегу бухается на колени. Проскользив, на коленях, по мокрой траве газона еще несколько метров он наконец останавливается - и, воздымая руки к небесам, исторгает из себя истошный вопль. Мощный баритон раздирает ночную тишь, сотрясая дворик:

"Господи! Я каюсь во грехах своих!"

Основная часть:

Последнюю неделю я размышляю о греховности и о чистоте. Не то, чтобы подобные размышления были для меня чем-то новым. Скорее они идут рефреном в этой странной мелодии, что есть моя жизнь. Порою сопровождаясь визуальными иллюстрациями, см. Прелюдию. Но просто иногда случаются особенные рецидивы. Как то - сейчас.

Мои собственные размышления (в основном, о природе наличия в нас первого, о приступах почти звериной потребности во втором, и о их взаимозависимости) сугубо индивидуальны, мало того - крайне банальны, и поэтому особого интереса для вас не представят. Поэтому давайте я лучше вам расскажу, что умные люди пишут. Читая повести Артура Мэйчена - “Великий бог Пан” (та самая, которая вдохновила режиссера “Лабиринта Фавна”), “Белые люди”, “Сокровенный свет”, etc. - я натолкнулся там на красивую конструкцию. Пристального взгляда со стороны канонов она и близко не выдерживает, но не в этом и суть. Она прекрасна для вторичных интерпретаций. Изрядного количества вещей написаных в эпоху fin-de-siecle, например.

Вначале постулируется следующее - есть грех и есть Грех. Первое - обуславливается социумом, второе - абсолютно и столь же редко в нашем мире как и настоящая Святость. Это, само по себе, не ново - лучше всего, на мой взгляд, тема была раскрыта в романе Гюйсманса "La Bas" ("Без дна"), на примере дихотомии Жиль де Рэй/мелкобуржуазные сатанисты 19-го века. Но далее утверждается следующее: Грех сродни Святости. И то и другое - стремление обрести божественную благодать, достичь высших сфер, иных небес. Но если Праведник пытается делать это благими, естественными путями, воздевая руки к небесам в молитве, то Грешник пытается взять небеса штурмом. Грех - это стремление проникнуть в высшие сферы недозволенным, запретным путем. Праведник стремится обрести экстаз, который был присущ людям до грехопадения, в то время как Грешник стремится обрести экстаз и знание доступные лишь ангелам. Праведник ищет дар, который он некогда утратил, Грешник же хочет взять то, что ему никогда и не принадлежало.

Но не будучи принадлежным к высшим сферам, сложно определить или осознать что-то как попытку проникнуть в них. Тем более - недозволенную. Отсюда рождается понятие грехов, как мы их знаем - каждый из них лишь одно из отражений абсолютного Греха в нашем человеческом сознании, в призме нашего социума. Не убий - не бери жизнь, которая тебе не принадлежит. Не кради - не бери вещи, которые тебе не принадлежат. И далее по тексту.

Исходя из этой конструкции, и святость и греховность заложены в нас одинаково - как стремление души к экстазу, к благодати.

Дьявол же как всегда - в деталях.