Of reproductions

“Художественная репродукция”, сказал Хоби. “Да, и Моне тоже. Ничего особенного но…”, он сложил руки на столе, “…эти картины были огромной частью его детства, самой счастливой, до того как он заболел. Единственный ребенок, баловень и любимчик всех слуг — инжир, и мандарины, и соцветия жасмина на балконе — ты ведь знаешь, он говорил не только на французском, но и на арабском? И…”, Хоби скрестил руки и коснулся пальцем губ, “…он часто говорил о том, что действительно гениальные полотна можно познавать очень глубоко, практически вживаться в них, даже по репродукциям. Даже Пруст — у него есть очень известный пассаж, где Одетта открывает дверь, простуженная, недовольная, с распущенными и спутавшимися волосами, с пятнами на коже, и Сван, который никогда до этого ее особенно не замечал, мгновенно влюбляется в нее. Поскольку в тот момент она выглядела в точности как девушка со слегка поврежденной фрески Боттичелли. Фрески, которую и сам Пруст знал только по репродукциям. Он никогда не видел оригинала, в Систинской Капелле. Тем не менее — суть всего романа, в каком-то смысле, заключена в этом моменте. И повреждения были частью того, что привлекло, того, что очаровало. Пятна сырости на щеках фрески. Даже посредством репродукции Пруст смог заново увидеть этот образ, заново вообразить его. Изменить реальность с его помощью. Извлечь из него что-то совершенно свое и выпустить в мир. А все потому, что линия красоты — это линия красоты. Не важно сколько раз ее пропустили через ксерокс.”

© Донна Тартт, “Щегол”

( Под катом - оригинал )